Лондонское звучание абхазо-черкесской танцевальной музыки в новом релизе Ored Recordings

Очередной альбом с абхазо-черкесской танцевальной, в широком смысле, обрядовой музыкой из Турции. Можно изучить прошлые релизы из серии Xexes, чтобы лучше понять контекст этой традиции. Напомним, что речь идет о музыке кавказских мухаджиров — изгнанных Российской империей в 19 веке в ходе Русско-Кавказской войны.

Абхазы и западные черкесы играют танцевальную музыку на диатонической гармошке Hohner. Ее в традиции называют «пшынэ цIыкIу» — маленькая гармошка, «альман пшынэ» — немецкая гармошка или адыгэ пшынэ. Последнее как раз говорит о том, что инструмент плотно вошел в музыку мухаджиров в Турции. Ну, и название скорее говорит не об этничности происхождения инструмента, а о технике и стиле, который на маленьких Hohner выдают диаспоре.

Ситуация с этой музыкой двоякая. С одной стороны это живая традиция: «адыгэ пшынэ цIыкIу» и сегодня звучит по всем хорошим поводам — свадьбы, дни рождения и просто посиделки друзей. Инструментом владеют и старшее и младшее поколения, седые старики и молодые девушки. Записей на ютубе, рилсов в инстаграме и видеозаписей на фэйсбуке очень много. 

Но музыкальных альбомов, которые фиксировали, подсвечивали и продвигали бы эту музыку не так уж много. То есть инструмент парадоксально больше связан с обрядовым пространством, чем с непосредственно музыкальным. Как минимум он не особо представлен в музыкальной индустрии. И это при том, что стиль игры на диатонической гармошке у абхазов и черкесов Турции — уникальный. Здесь это не экзотизирующие клише или националистический штамп в духе «Во всем мире только наши умеют так играть!». Сочетание специфического инструмента и западно-кавказской мелодики получилось необычным.

И даже в этом особенном стиле музыки нам удалось найти исполнителя, который одновременно и сохраняет старое звучание и добавляет что-то свое.

Звуки пшынэ под старым дубом

Мустафа Унал — потомок тех самых мухаджиров, родившийся в абхазской деревне Хурдаз, около города Самсун на севере Турции.

Диатоническая пшынэ символизирует для него все самые светлые моменты из детства и юности. В семье Мустафы на инструменте играли все — родители, родственники и соседи. Традиция в его семье начинается как минимум с прадедов и прабабушек и с материнской и с отцовской линии.

«Особенно хорошо мне запомнились холодные зимние вечера, когда кто-то начинал играть на кухне для себя, потом собиралась вся семья и мы все пели и танцевали ночь напролет.

Традиционная музыка была важной частью жизни с моего детства до поздних подростковых лет. Вечеринки, собрания друзей после долгого рабочего дня на поле, встречи гостей и так далее. Но еще большую роль музыка играла на свадьбах.

Свадьба не была свадьбой, если пшынэ не играла всю ночь. Там играли музыканты из разных деревень — от начинающих до признанных мастеров.

Лучшие музыканты играли последними. Особое место на свадьбах занимали женщины-музыкантки. Я бы назвал их жемчужинами свадебных вечеров. 

В нашей семье одним из лучших пшинао был мой дядя. Помню, на большие свадьбы для него организовывали транспорт. Таких виртуозов у нас было много».

Воспоминания Мустафы слово в слово повторяют воспоминания стариков-гармонистов из под Самсуна, которых мы записывали в 2016 году. А еще подобные истории, пропитанные ностальгией по аульским свадебным турне нам рассказывал Юра Нагоев, пшынао из Адыгеи: музыка без остановки, свадьба как бесконечный фестиваль для начинающих инструменталистов и признанных виртуозов внутри сообществ. Если уйти еще дальше в историю адыгской музыки, то примерно также все было и у джегуако начала XX века. 

«Наверное главный импульс, почему я посвятил себя инструменту — поиск того самого звучания старого Hohner, которое создавал мой дедушка, сидя под старым дубом».

Адыгэ пшынэ в Лондоне

Впитывал этот стиль музыки и саунд Мустафа до 1995 года. В этом году он женился на черкешенке родом из того же региона Турции. Правда, родилась и выросла она в Лондоне. Жить молодая семья решила в Англии, куда Унал и переехал.

Конечно, диатоническая гармошка и свадебная музыка — чуть ли не главный этнический маркер для многих абхазов и черкесов Анатолии, но вместе с тем деньги на этом зарабатывать там не принято. Также поступил и Мустафа, оставив адыгэ пшынэ хоть и важным, но все же хобби. Основной заработок идет от технической специальности в фэшн-индустрии. Возможно, поэтому Мустафа не слишком известен как профессиональный музыкант и исполнитель. 

И все же уже в первые годы он купил себе Hohner и начал тесное общение с сообществом музыкантов, коллекционеров и мастеров, которые эти самые гармошки в Великобритании делали или чинили.

Со временем Мустафа начал собирать, чинить маленькие гармошки и учить молодежь играть на инструменте. Увлечение стало важным музыкальным и социальным проектом: при поддержке жены Унал ведет фэйсбук и инстаграм-страницы, в которых выкладывает ролики с наигрышами, онлайн-уроками и прочими материалами по адыгэ пшынэ.

Этот онлайн-архив довольно популярен в адыгской среде. Через эти видео Ored и нашли музыканта.

Несмотря на популярность диатоники в Англии, каких-то полноценных коллабораций с местными у Мустафы не получилось.

«Я сильно вовлечен в местное профессиональное сообщество, посвященное диатонической гармошке: многие музыканты и мастера-ремонтники стали мне друзьями, после того как я со всеми перезнакомился. Все они любят музыку, которую я играю, но им тяжеловато понять, что же это такое в конце концов. Все меня знают, но сыграть вместе какую-нибудь мелодию никак не получается. Время от времени мы ведем долгие исторические дискуссии о том, как черкес из Турции приехал в Лондон и играет на той же коробке, что и они, но в совершенно другом стиле. Все они находят это увлекательным, но стиль музыки полностью отличается от традиционной английской музыки, и музыкального взаимопонимания у нас не случается». 

Но несмотря на то, что английские музыканты остались в шоке и не смогли никак найти подход к музыке черкесов, Лондон все же сформировал особенный стиль Мустафы.

Как только мы нашли рилсы Мустафы в инстаграме, Тимур Кодзоко (сооснователь Ored и основатель Jrpjej), отметил, что лондонский черкес как-то по-особому использует басы.

 «Я вообще считаю, что басы в нашей музыке недооценены и не используются на полную. Но у Мустафы бас сложный, вплетенный в мелодию. Наверное, поэтому во время исполнения самой задорной и драйвовой мелодии и музыканта выражение лица такое, будто он решает уравнение по математике» — замечал Тимур.

Но мы не были уверены, было ли это частью старого стиля турецких черкесов или же какая-то личная находка Мустафы.

Когда же мы спросили напрямую, он очень обрадовался, что кто-то эту особенность заметил и оценил.

«Басы на диатонических аккордеонах довольно хороши и при правильной игре очень хорошо сочетаются с мелодией… Я не могу использовать весь потенциал басов и аккордов в нашей музыке, так как мелодии постоянно управляются мехами (открываются / закрываются). Очень трудно поддерживать обе стороны вместе в гармонии для нашей музыки… Бас-аккорд хорошо подходит для английской, французской и континентальной музыки, так как движение мехов не требует постоянной смены направлений…

Возвращаясь к вопросу. Да, я думаю, что я разработал свой собственный стиль игры на басу/добавления баса в течение многих лет… Я не слышал и не видел, чтобы кто-то еще добавлял бас, как я. Думаю, я многое взял у английских и, в целом, у европейских музыкантов, когда формировал свой стиль

Старшие поколения очень редко использовали бас, если вообще использовали. В те времена держать мехи как можно ближе было большим делом…».

Школа или традиция адыгской Hohner-гармошки возникла в ситуации диаспоры в Турции. На этом инструменте не играют ни на Кавказе, ни в других мухаджирских сообществах: ни в Сирии, ни в Иордании.

Мустафа пошел дальше и добавил к этой музыке влияния своей новой родины — Великобритании и Лондона.

Нам кажется, что музыка Мустафы — прекрасная метафора адыгской и абхазской музыки. Или прекрасный пример того, как она может развиваться.

Национальная идентичность, язык и общество

В этом тексте постоянно смещаются и переплетаются понятия «адыгский/черкесский» и «абхазский».

Переплетаются они и в ответах Мустафы Унала: он помнит об абхазском происхождении и истории деревни, в которых вырос. При этом спокойно называет инструмент адыгэ пшынэ (то есть черкесским), а когда говорит о традиции и «нашем» сообществе в Турции или Лондоне имеет ввиду и абхазов и адыгов.

Для Северного Кавказа вопрос этнической принадлежности и границы идентичности, кажется, более четкие. Черкесы — это черкесы, а абхазы — отдельный народ, пусть и с родственной и похожей культурой.

Для абхазо-адыгской диаспоры все это не видится таким уж принципиальным вопросом, несмотря на то, что люди внутри общей идентичности помнят о своей этнической истории и происхождении.

Другое важное отличие — отношение к языку. Нельзя сказать, что родной язык для потомков мухаджиров не важен, но для многих та же музыка стала не меньшим фактором принадлежности к своей культуре.

Если на исторической родине часто слышно «нет языка — нет народа», то тот же Мустафа не так категоричен.

«В моей семье все старшие свободно говорили и на абхазском и адыгском. Я, к сожалению, не говорю. Думаю, я — очевидный пример работы с идентичностью. Не умея говорить словами, я использую музыку как язык… Конечно, важно говорить на своем языке, но идентичность не ограничивается языком, я думаю.

Последние 15 лет я пытался сделать инструмент доступнее. Показать молодым людям, что этот инструмент такой же классный как и другие. К счастью, я вижу все больше и больше молодых людей, которые не просто смотрят наши видео, но и сами берут инструмент в руки. Кажется, мой подход все таки работает».

Sheshen, Zefaq и утраченные названия

Все треки на альбоме названы скорее схематично: медленные — ЗафакIу, быстрые — Шэшэн. Это не прямо имена мелодий или песен, а очень общее название танцев, которые под эту музыку исполняются. Если проделать выдающуюся скрупулезную работу, послушать архивы и пообщаться со стариками и исследователями, вполне возможно найти более конкретные названия для каждой из мелодий. Но нам лень! Могли бы мы сказать, а вы — справедливо заметить. К счастью, помимо этого есть и концептуальная причина. Зачастую названия песен и особенно мелодий — дело очень условное. Большинство из них имеют кучу вариантов в зависимости от региона, узколокальной традиции и даже в зависимости от конкретного исполнителя. Возможно, так сильно заморачиваться с категориями и систематизацией в традиционной музыке стали с появлением фольклористов, которые пришли в поле и начали доставать информантов вопросами «А это вот как называется?!». Возможно, это и не совсем так. Но на этот вопрос Мустафа пожал плечами в личных сообщениях и сказал, что он и большинство из его окружения не знает названий мелодий и записывает все как Зафак или Шэшэн в зависимости от темпа. Правда, он добавил, что такая безалаберность — как раз то, на что постоянно ругаются старшие. В этот раз мы решили порадовать не старших, а сохранить логику Мустафы, который полностью погрузился в музыку, чуть оставив терминологию позади.

Запись и планы

Это второй альбом, который мы записывали не сами. Первым был лезгинский релиз “Luminary Recordings”, который для нас записали дети из центра просвещения Luminary в дагестанском селе Хрюг. Тогда с организацией проекта нам помог Павел Макляровский, который также снял для Jrpjej два клипа.

В этот раз Паша оказался в Лондоне по личным делам и предложил записать кого-то. Мы сразу вспомнили про Мустафу и направили его туда. Дома у музыканта он и снял небольшие ролики с танцевальными наигрышами.

Учитывая, энтузиазм и открытость Мустафы Унала, мы думаем, что это лишь первый маленький проект вместе. Дальше будет больше.

Булат Халилов